так буднично, жестоко, без возврата,
в извечности проклятия Пилата —
взирать на остывающую кровь?..
За скрип певучий новеньких штиблет.
За живость мысли, взгляда и походки.
За смех, за индульгенцию от водки
и от разлуки — за иммунитет.
За взгляд на мир немного свысока.
За светскую изысканность улыбки.
За партитуру первой скрипки —
в оркестре персонального божка.
За радость неиспытанных обид.
За дивных стран любезный облик.
За чувств желаньям скорый отклик
и одиночества гранит.
За сытый обустроенный очаг.
За тихий шелест выходного платья.
За ритуальные объятья.
За настроенье, голос, шаг…
За праздник развесёлой суеты.
За сплетни про семейные невзгоды.
За дух, сжигающий свободой,
ещё не возведённые мосты.
За страсть, в тени творящую себя.
За блеск земного наслажденья.
За жизнь, что встала на колени,
гимн равнодушию трубя…
Но стихнет робких осмыслений хор.
Слова потонут в собственном скрещеньи.
И никому не вымолить прощенья,
когда навек окончен разговор.
К тому же, сорванный la fruit d`or,
в одном саду ветхозаветном
(где плодом перестал служить запретным)
несильно обесценился с тех пор…