Она ко мне давно ходила.
Я пил её, но не хмелел.
Она во мне перебродила.
Любил ли я её, жалел?
Она — захлёбывалась страстью,
Когда пила меня в запой,
Назло осеннему ненастью,
Шептавшему страстям — отбой.
Она пила: то обжигаясь,
То холодея от обид;
То звонкой страстью напрягаясь,
То рвясь струной мольбы навзрыд.
Но я ушёл, её оставив,
Как недопитое вино,
Ненастья в осень ей добавив.
Тогда мне было всё равно.
Я после вина пил другие:
Игристей, слаще и пьяней,
Порою, очень дорогие,
Почти совсем забыв о ней.
Я выпивал до дна их жадно
И сам до дна я выпит был…
От одного теперь досадно:
Лишь та, кого я не любил
Меня умела пить так страстно,
Как не умела ни одна.
Я думаю теперь: «Напрасно
Её не выпил я до дна.»
Я пил её, но не хмелел.
Она во мне перебродила.
Любил ли я её, жалел?
Она — захлёбывалась страстью,
Когда пила меня в запой,
Назло осеннему ненастью,
Шептавшему страстям — отбой.
Она пила: то обжигаясь,
То холодея от обид;
То звонкой страстью напрягаясь,
То рвясь струной мольбы навзрыд.
Но я ушёл, её оставив,
Как недопитое вино,
Ненастья в осень ей добавив.
Тогда мне было всё равно.
Я после вина пил другие:
Игристей, слаще и пьяней,
Порою, очень дорогие,
Почти совсем забыв о ней.
Я выпивал до дна их жадно
И сам до дна я выпит был…
От одного теперь досадно:
Лишь та, кого я не любил
Меня умела пить так страстно,
Как не умела ни одна.
Я думаю теперь: «Напрасно
Её не выпил я до дна.»