ВЛАДИМИР ПРОСКУРОВ
Спроси у памяти огня, кто самый первый,
вгрызался в землю, обрывал стальные нервы.
Животный страх зубами рвал, душил руками
и жизни плавил в черный год, в грызне с волками.
Горячим пеплом рот забит, я задыхаюсь,
Я сорок первый, год хрипит, я огрызаюсь.
Живым не взять, с земли поднять, я буду драться,
Штыком дорогу пробивать, к своим прорваться.
Стальную свастику в броне я ненавижу,
В гнилом болоте – глотаю жижу.
Ревущим воздухом прижат, рву в крике глотку,
Перед атакой – пью залпом водку.
Нас обложили с трех сторон, я в мясорубке,
В крови купаюсь – вторые сутки.
Злость выжигается огнем, но я не пленный,
Смерть презираю – в год сорок первый.
Я задыхаюсь от стыда в позорном смраде,
Шагают звери – как на параде.
Кольцо гранатное зубами зажимаю,
В крови умою, я волчью стаю.
Кресты пылают, плачет сталь, не ожидали,
Вам нет пощады, мы Вас не звали.
Здесь ни Европа, ни Париж, я не блефую,
Я в плен не сдамся, оставлю пулю.
Соленным потом, от жары, глаза залиты,
Мы в рукопашной, мы не убиты.
Свинцовым лаем и огнем, нас прижимают,
Год сорок первый – в нем умирают.
Иссякли силы, нет воды, мы на пределе,
Назад ни шагу — меня задели.
Рублю прикладом, гоним мразь, мы в штыковую,
Смерть кровь смешала – свою, чужую.
Волной горячей, темнотой меня накрыло,
К земле прижало — не раздавило.
Кресты разбросаны в грязи, два дня держались,
В том сорок первом, мы унижались.
Пустая лента вся в крови от пулемета,
Стрельба на левом – там бьется кто то.
Один остался в блиндаже, погибла рота,
Землей засыпан – пройдет пехота.
Я буду жить, уйду к своим, восток пылает,
Страна дерется – не умирает.
Стреляют рядом, кто то жив, ползу на левый,
Нам защищаться – в год сорок первый.