+
Мне 37. Кураж пошел на убыль.
Есть дом, есть сын. Есть четкий сердца стук.
Далекий
рытый кратерами рубль
валяется на сдачу между туч.
Завален город колким доломитом…
И многих убедили: это снег…
И важно быть глобально деловитым.
И жизнь отдать Возне и Белизне…
Всё очень странно.
Я не сволочился.
Не наступал на головы другим…
Но в небо подниматься разучился.
Пироги – поменял на пироги.
Предельно странно всё. Нас только двое.
Я и планета – в ледяных цветах…
Опять всю ночь пиликал на гобое
незапертый на зиму техэтаж.
Опять несбыточность и благодарность
во мне теснятся и вершат свой суд;
чернеет одиноко на весу
грачиных гнезд турецкость и болгарность…
Уздечка января свежо и грубо
легла на скулы. К черту: страх и стыд.
И у окна раскрытого, как Врубель,
душа простыть пытается… простить…
Душа ползти пытается галопом
И шепотом пытается кричать,
ей тошно жить с бескрылым остолопом
и ждать наката па… паралича…
Мне 37. Ни маяка, ни зги…
На два локтя не видно – что там в шансах…
Но вот однажды кончатся долги,
а звук гитары будет продолжаться.
Когда-нибудь средь тысячи Америк
пройдет моя Америка вблизи;
и распахнет исчерканные двери
моей судьбы замерзший магазин…
Мне 337. В конце концов
живу как большинство: навзрыд веселясь…
И всю мою молитвенность и ересь…
несу тебе. Под скрежет бубенцов.
+
Майкл Томас Космика
из книги «Моей неправды матовый глоток»
1992
Мне нравится Ваша поэзия. Попробовал озвучить это стихотворение. Ну, вот, как-то так…